АЛЕСЮК АЛЕКСАНДР КОНСТАНТИНОВИЧ

Полковник

Родился 20 ноября 1912 года в посёлке Копцевичи (ныне - Петриковский район Гомельской области Белоруссии). В феврале 1932 года Алесюк был призван на службу в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию Петриковским районным военным комиссариатом. Участвовал в Гражданской войне в Испании, польском походе РККА.

С первого дня Великой Отечественной войны - на её фронтах. Воевал командиром 2-й эскадрильи 20-го истребительного авиационного полка. Уже к 20 августа 1941 года он совершил 42 боевых вылета, 20 раз был ведущим в группе самолётов своей эскадрильи, нанеся противнику большие потери во время своих штурмовок. С августа по декабрь 1941 года Алесюк совершил ещё 23 боевых вылета, провёл 6 штурмовок скоплений боевой техники и живой силы противника. В результате его умелых действий как командира и ведущего во всей эскадрильей за первый период войны погиб только один лётчик, сбитый вражеской зенитной артиллерией. В августе 1942 года Алесюк был тяжело ранен.

После излечения Алесюк служил командиром эскадрильи 13-го запасного истребительного авиационного полка. Занимался обучением военных лётчиков, отправлявшихся затем на фронт, добившись у своих подопечных высокого уровня подготовки. За время его службы в эскадрилье прошли обучение 262 лётчика-истребителя, были облётаны и отправлены на фронт 440 самолётов, произведено 34 восстановительных, 1397 текущих и 4150 мелких ремонтов.

После окончания войны Алесюк продолжил службу в Советской Армии. Служил заместителем по лётной подготовке командира 9-го гвардейского истребительного авиационного полка, которым командовал дважды Герой Советского Союза Арсений Васильевич Ворожейкин, Внёс большой вклад в подготовку молодых лётчиков в полку, лично руководил их полётами. Был уволен в запас в звании полковника. Проживал в Смоленске. Умер 8 мая 1973 года, похоронен на Новом кладбище Смоленска.

Был награждён тремя орденами Красного Знамени (1937, 05.02.1942, 1952), орденами Отечественной войны 1-й (28.11.1945) и 2-й (07.10.1944) степеней, орденом Красной Звезды (1947) и рядом медалей.

Из книги А. В. Ворожейкна "Небо истребителя":

"...Мне не представили заместителя командира полка по лётной подготовке, поэтому я поинтересовался, где же он.

 - Уехал на учёбу, - ответил Никитин. - Назначили майора Александра Алесюка, но он в отпуске. У меня невольно вырвалось:

 - Алесюка! Я его знаю, мы познакомились в запасном полку в сорок четвёртом, когда получали новые самолёты. Хороший мужик, командовал эскадрильей..."

***

"...Зима вступила в свои права. Свежий снег слепил белизной, лёгкий морозец бодрил. Шли полёты. Я направился в эскадрилью, в которой служил Кудрявцев, чтобы поговорить с командиром о выпуске молодых лётчиков в самостоятельный полёт на боевом истребителе. Неожиданно передо мной, словно из-под земли, появился майор в парадной форме, не гармонирующей с аэродромной рабочей одеждой.

 - Майор Алесюк прибыл для прохождения службы в должности заместителя командира полка.

В полку до инструкторской работы допущены только командиры второй и третьей эскадрилий. Один из них был в отпуске. Поэтому, глядя на парадно одетого, как и положено при представлении, статного Алесюка, я с радостью пожал ему руку:

 - Очень хорошо, что прибыли сразу на аэродром! Как вас встретили?

 - С вокзала привезли на квартиру. Жена и сыновья довольны. Сейчас разбирают вещи и расставляют мебель.

Поговорив о житейских делах, я предложил своему заместителю познакомиться с молодыми лётчиками первой эскадрильи и, пока там нет командира, поработать инструктором. Особое внимание просил обратить на Кудрявцева.

 - Займусь им лично, - пообещал Алесюк, - Всю войну переучивал лётчиков..."

***

 "...Вскоре майор Алесюк доложил, что подготовил Кудрявцева к самостоятельному вылету на Ла-7. Алесюк восемь лет работал инструктором. Дело своё знает. Летает прекрасно. Такому нельзя не доверять. Оставалось слетать с Кудрявцевым и выпустить его в самостоятельный полёт на боевом "лавочкине".

Это зимнее утро выдалось морозным и солнечным. Дул лёгкий встречный ветерок. Полёты начались по плану. Мне предстояло лететь на проверку Кудрявцева, решить судьбу лётчика. Он, конечно, волновался и был напряжён. И я, прежде чем сесть в спарку, спросил:

 - Как настроение?

 - Хорошее.

 - Майор Алесюк доволен вашими полётами. А сами вы как думаете?

 - Стараюсь.

 - Повторите задание.

 - Два полёта по кругу и один в зону.

<...>

" - Младший лейтенант Кудрявцев задание выполнил. Разрешите получить замечания?

 - Алесюк, - говорю, - научил вас взлёт и посадку делать отлично. А вот фигуры пилотажа получались хуже."

<...>

"И полёт Кудрявцева на поверку во многом напоминал полёты Алесюка, хотя об этом я ему не сказал ни слова"

<...>

"Кудрявцев пошёл к самолёту, а я на стартовый командный пункт. Кроме руководителя полётов Алесюка там находился и замполит полка подполковник Фунтов. Он спросил:

 - Как наш страдалец?

 - Сейчас полетит сам, - ответил я и повернулся к Алесюку: - С Кудрявцевым всё по плану.

 - Понял, - ответил руководитель полётов, внимательно следя за истребителями, находящимися в воздухе и на земле.

 - Мне кажется, - вздохнул Фунтов, - правильно говорят, что нет плохих лётчиков - есть плохие командиры. - И ко мне: - Молчишь? Переживаешь?

 - Нет! И Алесюк дал Кудрявцеву отличную оценку, и со мной на проверку он слетал прекрасно.

 - Но ты перечеркнул заключение армейского инспектора. Это без последствий не пройдёт..."

***

Я, Никитин и Алесюк, жившие в одном доме, ехали на аэродром в легковушке. У штаба полка Никитин вышел, чтобы проверить, как работает наземная связь. Я попросил его:

 - Виктор Семёнович, обязательно побывай в казарме, проверь, как люди поднялись по тревоге.

 - А где живёт подполковник Фунтов? - спросил Алесюк, когда машина тронулась. - Как он будет добираться?

 - Фунтова я велел не будить: он вчера поздно приехал из штаба армии с совещания политработников. А сегодня ему читать лекцию и проводить политзанятия."

<...>

"Ветер свирепел. Порой трудно было устоять на ногах. Алесюк предложил посмотреть крепление самолётов По-2:

 - Вчера на обоих летали. Надо проверить, надёжно ли они привязаны? "Лавочкиным" ветер не так страшен, а эти "этажерки" может унести.

Авария произошла на наших глаза. Ветера рванул так, что левое крыло По-2 приподняло вместе с навалившимся на него человеком. Опершись на правое крыло, самолёт перевернулся и с хрустом упал на спину. К счастью, люди были невредимы, но то ли по инерции, то ли от неожиданности продолжали держаться за крылья разбитой машины".

<...>

Комдив обратился к Алесюку:

 - Позовите Иващенко сюда.

Когда Алесюк ушёл, Голубов доверительно сказал:

 - Не нравится мне твой инженер полка. - С укоризной кивнул на разбитые самолёты: - Это он виновник. Во всех полках По-вторые поставлены на мертвяки, а у вас на штопорах.

***

"В этот день с утра летали две эскадрильи. Руководил полётами штурман полка майор Иван Королёв. Когда я пришёл на аэродром, все четыре По-2 и половина "лавочкиных" были уже в воздухе. Я поинтересовался, кто летает на По-2.

 - Маршрутные полёты выполняют Алесюк Масленников, Елизаров и Банков."

<...>

"Перед обедом мне позвонил майор Алесюк и, волнуясь, торопливо доложил:

 - Полёты... закончились. Есть происшествие. С задания не вернулись старший лейтенант Банков с младшим лейтенантом Кудрявцевым. Если они заблудились, то совершили вынужденную посадку. Горючее у них давно закончились.

Сообщение Алесюка точно огнём опалило. Виделось самое страшное..."

<...>

"Я хорошо понимал, что Алесюк после катастрофы запросит меня: продолжать полёты или прекратить? "Прекратить?.. Нет!" - решаю я.

<...>

Алесюк вяло шёл навстречу. Выслушав его, я спросил:

 - Где формуляр разбившегося самолёта и мотора?

 - В сейфе у начальника строевой части. Там же лётная книжка Кудрявцева.

 - Ну а теперь, что ты думаешь? Почему произошла катастрофа? Тебе было видно всё лучше, чем мне.

 - Причины тут могут быть две. Или мотор отказал, или лётчик потерял сознание.

 - Второе отпадает, - заметил я, - Спортсмен, крепкий, выносливый.

 - Так-то оно так, - начал Алесюк со свойственной ему рассудительностью и спокойствием. - Но они с женой жили у хозяина, который до освобождения Западной Белоруссии и при фашистах занимался торгашеством. Кухня у них была общая. Легко что-нибудь в пищу подсунуть. Националисты себя уже проявили. К тому же взлёт был прямо на село. Могли из укрытия дать очередь.

 - Всё возможно, - вздохнул я. - Врачи в этом разберутся. Тело Кудрявцева сильно изуродовано?

 - Порядочно. Но не так, чтобы не заметить ранения или не разобраться в отравлении. Что касается мотора, здесь дело особое. Мотор новый. после установки наработал всего восемь часов. Правда, механик самолёта мог напортачить. Он молодой, недавно кончил школу. Да и контроль в эскадрилье за механиками неважный. Бутов не справляется со своими обязанностями, суетиться, кричит..."

<...>

"Когда Правдин, Алесюк и я подошли к месту катастрофы, из местного населения там остались только три человека: молодой мужчина с левой рукой-култышкой и женщина с мальчикос. Мужчина сразу подошёл к нам и, вытянувшись, представился Правдину:

 - Товарищ полковник, я бывший лётчик-истребитель. Во время войны летал на Ла-пятом. В июле сорок четвёртого был здесь сбит. Меня подобрала, - он показал на женщину с мальчиком, - девушка... Потом мы поженились. Сейчас живём в этом селе. Я работал в огороде и видел, как разбился самолёт...

О катастрофе он рассказал почти то же, что и командир эскадрильи Аристархов, добавив только:

 - Лётчик специально отвернулся, чтобы не врезаться в дом. Это подвиг...

Подвиг! Тогда у всех была свежа память о войне, люди ещё жили войной. И подвигом тогда считалось то, что делалось только на войне ради победы. Вот почему мы, офицеры, когда услышали о подвиге лётчика, невольно переглянулись. Это почувствовал наш собеседник и в недоумении спросил:

 - А что, разве не так? Пожертвовать собой, чтобы спасти других, уберечь от пожара село?

 - Это подвиг, дорогой товарищ, - подтвердил Правдин и, пожимая руку бывшему лётчику, поблагодарил за помощь в расследовании катастрофы и предложил ему вместе посмотреть, что осталось от самолёта.

 - Стой! - крикнул часово, держа автомат наготове.

 - Эх, чёрт возьми! - с огорчением произнёс Алесюк. - Я же начальника караула предупредил, чтобы никого к самолёту не подпускать. А потом забыл его пригласить с нами. Сейчас за ним съезжу.

Когда Алесюк привёз начальник караула и тот отдал часовым нужное распоряжение, мы осмотрели место падения Ла-7..."

 ***

Ли-2 сел. Под звуки работающих двигателей, словно под музыку, Сергей Елизаров, Николай Захарченко, я и Фёдор Иващенко вышли из самолёта и сразу почувствовали особый аромат цветущего лётного поля. После шума моторов мы захлебнулись тишиной, молча оглядывали аэродром и примыкающие к нему рощи. Подъехала легковушка. Из неё вышел майор Алесюк и доложил, что полк занимается предварительной подготовкой к завтрашним полётам. У меня невольно вырвалось:

 - А где остальные "лавочкины"?

 - Сгнили и списаны.

Мы были удивлены, но Александр Константинович не стал об этом больше говорить, пригласил всех в машину. Елизаров, Захарченко и Иващенко ушли в столовую, мы с Алесюком поднялись в кабинет, где я и услышал печальную историю. В марте у самолёта Александра Кретова при выруливании со стоянки на старт отвалился хвост. Полёта пришлось прекратить. Инженер полка выяснил, что причиной разрушения хвоста стал износ древесины.

 - Хорошо, что хвост разрушился на земле, а не в воздухе, а то была бы беда, - вздохнул Алесюк."

<...>

 - Теребилов вызвал заводскую комиссю, - продолжал Алесюк. - Каждую машину проверяли особой аппаратурой. Оставили только те, которые не вызывали никакого подозрения. Машины выпуска сорок четвёртого года забраковали без проверки. Члены комиссии были возмущены, что бывший инженер полка Спиридонов как будто специально гноил самолёты, уткнув их хвостами в лес. А по секрету председатель комиссии сказал, что наш полк должен получить цельнометаллические Ла-девятые, а Ла-седьмые списать.

Лётчики любят новые самолёты.  считал, что, раз из полка трое лётчиков и техник вызваны для обучения на реактивных машинах, значит, полк вскоре получит их. А выходит, придётся летать, как и прежде, на поршневых "лавочкиных". Это сообщение меня огорчило. Но я решил успокоить себя и Алесюка:

 - Наверное, это сделано правильно: наш аэродром для реактивных самолётов не пригоден. Для них нужна бетонная полоса или с железным покрытием. У нас такую вряд ли будут строить: жилья нет.

Алесюк продолжал рассказывать о делах полка:

 - Начинаем благоустраиваться. Начальник лагеря военнопленных продал нам семьдесят столов и много стульев. У них хорошие столярные мастерские. Так что штаб мы обставили, оборудовали два класса. Несколько столов и стульев отдали офицерам. Денег для хозяйственных нужд за этот год в полку ещё осталось предостаточно. Строитель обещали сдать к Новому году восьмиквартирный дом. - Помолчав, Александр Константинович спросил: - А вы с Елизаровым и Захарченко завтра будете летать?

 - Обязательно! - И я попросил, чтобы Алесюк запланировал нам по два полёта по кругу и один в зону. - Поршневые "лавочкины" сложнее, чем реактивные.

Когда вышли из штаба, Алесюк поинтересовался:

 - Как вас принимал Кремль? Сталина видел?

 - Видел, - ответил я и на всякий случай посмотрел, нет ли кого поблизости. - А со Сталиным даже имел личный разговор. И с его сыном Василием. Как ни странно, самым неприятным осадком на душе от этой командировки осталась эта встреча...

Алесюк тоже осмотрелся:

 - Да ну?! Давай рассказывай!

Всё шло обычно: произносились тосты и раздавались аплодисменты. В середине застолья вдруг кто-то меня похлопал по плечу. Обернулся: стоит генерал-майор аваиции. Небольшого роста, щупленький. Я встал, хотел представиться, но он опередил:

"Я генерал Сталин. Мы с папашей договорились, чтобы ты выступил от лётчиков и рассказал о реактивных самолётах".

О Василии Сталине я только слышал, видеть его не доводилось, - продолжал я. - От его слов сначала опешил, но тут же решил: а почему бы и не выступить? Да и нельзя отказаться. Сам Сталин с сыном решили.

"Слушаюсь!" - ответил я.

Сталин с Молотовым сидели вместе с торце длинного стола. Мы направились к ним, но Берия рукой преградил нам путь. Василий резко отшвырнул его руку и зло упрекнул: "Ты всегда мне мешаешь!"

 - А что это значило? - спросил Алесюк.

 - Я ничего не понял. Представился Сталину. Он внимательно посмотрел на меня и медленно проговорил: "Прошу вас, товарищ Ворожейкин, сказать своё мнение о новых реактивных самолётах. Только прошу - своё личное мнение".

Когда мы отошли от Сталина, ко мне вплотную подошёл уже пожилой мужчина в гражданском и тихо, почти шёпотом, сказал:

"Я полковник госбезопасности. Прошу, товарищ Ворожейкин, откажитесь от слова. Прошу, как отец сына".

 - Странно, - заметил Алесюк.

 - Очень, - согласился я. - После парада я немного простыл, и у меня появилась в голосе хрипота. А тут совсем пересохло, в пот бросило. И я сказал Василию Сталину, что не могу говорить: охрип.

"Струсил! - упрекнул он и грубо выругался, потом спросил: - Посоветуй, кто из лётчиков может хорошо выступить?"

"Акуленко, начальник Центра переучивания".

 - Так кто же от реактивщиков выступил? - спросил Алесюк.

 - Никто, - ответил я. - И дело, по-моему, в обмане. Сталину не было известно, что на реактивных истребителях вместо пушек стоят металлические болванки. А Берия не хотел, чтобы он об этом узнал.

С Алесюком я распрощался у его дома и пошёл к себе..."

Источники:

1) Наградные листы.

2) Наградные списки.

3) Ворожейкин А. В. Небо истребителя. - М.: Воениздат, 1991.

4) Фотография А. К. Алесюка предоставлена его внуком Александром Алесюком.